Стратегии непрямых действий и мягкой силы в настоящее время являются наиболее эффективными средствами ведения геополитической борьбы между государствами, которые правящие круги Соединенных Штатов активно используют во второй половине XX – начале XXI вв. в целях разгрома или ослабления своих реальных и потенциальных государств-противников на международной арене. Наряду с США подобные способы сокрушения своих врагов и захвата геополитических пространств используются руководством КНР, которое, придерживаясь принципа «скрывать свои возможности и намерения», не афиширует применение данных стратегий. Поэтому американские теоретические разработки и практика применения стратегий непрямых действий и мягкой силы получила наибольшую известность в ходе осуществления «цветных революций» на постсоветском пространстве и народных восстаний в ходе «арабской весны» в Северной Африке и на Ближнем Востоке.
Анализ работ англо-американских[1] и отечественных[2] исследователей относительно концептуального содержания современных стратегий межгосударственного противоборства показывает, что стратегии непрямых действий и мягкой силы – это особые технологии осуществления геополитической борьбы, ориентированные на завоевание господства над «вражеским» государством на основе установления полного, всеохватывающего и при этом скрытого контроля над механизмом формирования и практической реализации внутренней и внешней политики страны, ее политико-управленческой, социально-экономической, оборонной, культурно-идеологической и другими ключевыми сферами, а также самими процессами ее дальнейшего развития путем использования для решения такого рода задач специально разработанного «непрямых» организационных воздействий и мероприятий, «манипулирующего» и «подрывного» характера. При этом давление агрессора на страну-жертву осуществляется как при отсутствии прямой конфронтации и сохранении официально «дружественного» характера отношений с нею, так и в условиях открытого конфликта, в том числе и вооруженного. В ходе геополитического противоборства основные усилия агрессора сосредотачиваются на установлении контроля над системой государственного управления страны-объекта воздействия за счёт создания «агентов влияния» среди правящей элиты данной страны и её силовых структур.
Технология сокрушения «враждебных» государств посредством применения стратегий непрямых действий и мягкой силы строится на основе следующих базовых идей и подходов[3]:
– использование как открытых, так скрытых форм и методов воздействия, избегая открытой конфронтации и прямого силового столкновения с противником, с целью внутреннего разрушения государства-противника;
– достижение господства агрессора над атакуемой страной имеет целью лишение ее экономической и ресурсной самодостаточности и способности к устойчивому развитию. Это достигается путем создания в рамках государственной системы страны-жертвы особого пространственно-организационного механизма «внешнего управления», позволяющий установить опосредованный и скрытый контроль над процессами жизнедеятельности атакуемой стороны, а также возможность трансформации общественно-политической системы государства-жертвы в соответствии с интересами и целями внешних акторов мировой политики. Это означает не только физическое разрушение самого института государственности страны-жертвы, что ведёт к завоеванию её территории и ресурсов, но и уничтожение самобытной цивилизации данной страны, т.е. изменение ее цивилизационной, конфессионально-культурной и национальной идентификации её народа. При этом следует подчеркнуть, что такая победа в ходе геополитического противоборства, в отличие, например, от победы в войне, является необратимой, т.е. исторически неоспариваемой ввиду исчезновения оспаривающей стороны с исторической арены[4];
– воздействие государства-агрессора на государственную систему страны-жертвы осуществляется как по внешнеполитической линии, так и за счёт внутренней трансформации системы.
Следует отметить, что страны Запада не являются пионерами применения стратегий непрямых действий и мягкой силы. Впервые принципы стратегии непрямых действий были сформулированы в Китае ещё в V в. до н. э. китайским полководцем и военным теоретиком Сунь-цзы[5], который изложил принципы стратегии достижения победы над врагами в трактате «Сунь-Цзы бин фа» или «Правила ведения войны мудреца Суня». Концептуальная сущность данной стратегии заключается в «достижении победы над противником не сражаясь с ним», что означает необходимость «побеждать замыслом».
Сравнение американской и китайской стратегий непрямых действий показывает их существенное отличие. Американская модель, в отличие от ее китайского варианта, ориентирована на быстрый развал государственной системы страны-жертвы за счёт формирования внутри враждебного государства кризисных явлений системного характера и создание в рамках её государственной системы точек бифуркации, способствующие углублению кризисных процессов. Если «американский сценарий» практического использования стратегии непрямых действий предполагает проведение активных операций, специфической особенностью китайской стратегии[6] является способствование желаемому изменению геополитической мощи государств в свою пользу за счет «естественной» деградации страны-жертвы. Это позволяет атакующему государству выждать ослабления своего противника до необходимого уровня и появления условий, при которых проведение силовых акций по захвату территории может не потребоваться. В данном случае роль вооруженных сил будет сведена к закреплению силовым путём существующей экономической и демографической ситуации в конкретном регионе.
Возвращаясь к западным технологиям «цветных революций» на постсоветском пространстве и Ближнем Востоке, отметим, что они реализуются в следующей последовательности[7]:
– осуществляется дестабилизация социально-политической и экономической систем страны-жертвы путем создания масштабного системного кризиса и погружения ее в состояние «управляемого хаоса», что делает политический режим данной страны уязвимым для внешнего давления. При этом главной целью дестабилизирующих действий государства-агрессора является создание в стране-жертве подконтрольного внешним силам «центра влияния» в лице оппозиционных сил, наращивающих противодействие правящему режиму вплоть до развязывания вооруженной борьбы. Для выполнения данной программной установки государство-агрессор находит в среде правящей элиты «враждебной» страны сторонников, которые становятся исполнителями трансформации политической системы страной-агрессором;
– в условиях «управляемого хаоса» осуществляется формирование структуры-аттрактора в лице оппозиционного центра социально-политического влияния, задачей которого является взятие власти в стране при смене политического режима;
– создание институтов государственного управления и силовых структур под эгидой международных организаций.
Стратегия непрямых действий ведения геополитической борьбы обладают превосходством над стратегиями «прямыми действиями» по следующим параметрам:
– позволяет агрессору минимизировать затраты на трансформацию политической системы страны-жертвы без применения силовых методов и при соблюдении оптимального баланса показателей «прибыль – риски»;
– обеспечивает возможность регулирования масштабов нанесённого ущерба экономической системе враждебной страны, а также ограничивает потери её людских и экологических ресурсов в целях их дальнейшего использования.
Произошедшие на постсоветском пространства и на Ближнем Востоке «цветные революции» являются следствием разработанной в Соединённых Штатах теории «управляемого хаоса» (или, как ещё её называют – теории «контролируемой нестабильности»), авторами которой являются Дж. Шарп (автор книги «От диктатуры к демократии») и Ст. Манн (автор книги «Теория хаоса и стратегическая мысль»), на основе которых была разработана технология реализации стратегии мягкой силы, базирующейся на следующих принципах[8]:
– объединение всех политических сил, выступающих против существующего законного правительства;
– подрыв уверенности руководства страны в своих возможностях по стабилизации обстановки и в лояльности силовых структур;
– дестабилизация обстановки в стране путём инициирования протестных настроений, культивируемых в различных слоях общества с целью подрыва легитимности существующего политического режима;
– инициирование смены власти путём оспаривания результатов выборов (зачастую ещё до их окончания) и организации актов гражданского неповиновения.
Практически во всех странах, вовлечённых в хаос массовых беспорядков, «стихийный» флэш-моб толпы был организован посредством рассылки сообщений о намечающихся митингах и протестных акциях через социальные сети и электронную почту, а также на мобильные телефоны. Произошедшие в последние годы «цветные революции» на постсоветском пространстве и на Ближнем Востоке следует квалифицировать не как революции, а как «хаосомятежи», замаскированные под стихийные выступления народа в целях смены неугодных внешним силам политических режимов.
Формируемые политтехнологами общественные структуры в социальных сетях создают опасно критическую массу людей на следующих уровнях:
– на информационном уровне оппозиционные силы акцентируют внимание людей на существующих проблемах с выработкой обострённой реакции на недостатки в общественной жизни с популистскими предложениями по их решению;
– на ментальном уровне формируются убеждения, что «так дальше жить нельзя» и «жить стало невыносимо»;
– на социальном уровне активизируется деятельность этнических, социальных, религиозных и региональных групп с целью их мобилизации на применение радикальных методов решения существующих в обществе проблем.
Анализ опыта применения стратегий непрямых действий и мягкой силы позволяет сформулировать возможные пути противодействия:
1. Стратегия бдительности и настороженности по отношению к скрытым и потенциальным, внешним и внутренним угрозам путём доведения до массового сознания современных политических и психологических технологий разрушения государственности и культурно-конфессиональной идентичности нации.
2. Стратегия обеспечения устойчивости государственных и социальных институтов и общественного сознания по отношению к попыткам внешних и внутренних сил деформировать и трансформировать социально-политическую систему страны.
3. Стратегия противодействия информационным технологиям разрушения государственности, реализуемая путём широкого и оперативного распространении достоверной информации о положении дел в стране, умении задавать свои правила игры и отстаивать собственную интерпретацию событий в рамках глобального информационного поля.
4. Стратегия поддержания на необходимом уровне индекса социального оптимизма у населения, государственного аппарата и силовых структур на основе формирования национальной идеи, национальной идеологии, успехов в области защиты государственности и национальных интересов страны.
Это делает актуальным разработку доктрины национальной безопасности Российской Федерации, в которой необходимо идентифицировать угрозы и вызовы национальным интересам и национальной безопасности России на ранних стадиях их зарождения. В условиях формирования нового мирового порядка, когда центр тяжести борьбы на международной арене переносится в информационно-коммуникационное пространство, а от государственных институтов требуется умение своевременно выявлять негативные тенденции в развитии внутренней и международной обстановки с целью их эффективной нейтрализации.
Карякин Владимир Васильевич - кандидат военных наук, ведущий научный сотрудник отдела оборонной политики РИСИ
Доклад на научно-практической конференции «Стратегическое управление в сфере национальной безопасности России: субъекты, ресурсы, технологии»
(1) Швейцер П. Победа. Роль тайной стратегии США в распаде Советского союза и социалистического лагеря. Мн. 1995; Richard N. Haas. Think tanks and U.S. Foreign Policy: A Policy – Maker’s Perspective. // http://usinfo.state.gov/journals/it...e/pj73haass.htm
(2) Стратегическая информационная война. М.: 1996, 79 с.; Цымбал Л.А. Синергетика информационных процессов. М.: 1995, 119 с.; Бухарин С.Н., Цыганов В.В. Методы и технологии информационных войн. М.: Академический проект, 2007, 382 с.
(3) Шамин И.В. Современная геополитика: технологии «прямых» и «непрямых» действий. Монография. Н.Новгород-Саров, СГТ, 2010.
(4) Панарин И.Н. Информационная война: теория и практика // Кадровая политика, №2, 2002.
(5) Зенгер Х. Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. Знаменитые 36 стратагем за три тысячелетия. В 2-х т. М.: 2005.
(6) Колобов О.А., Шамин И.В. Базовые принципы китайской стратегической культуры осуществления геополитического противоборства на международном уровне. // Вестник Нижегородского университета, №1, 2011.
(7) Шамин И.В. «Цветная (бархатная) революция» как технология осуществления геополитического противоборства в условиях постбиполярного мира. // Материалы межрегиональной научной конференции. Н. Новгород: ННГУ, 2008.
(8) Mann S.R. Chaos Theory in Strategic Thought // Parameters. Vol. XXII. Autumn 1992. p. 54-68; Шашков С. Джин на верёвочке или проверка практикой теории «управляемого хаоса». Фонд стратегической культуры. 28.02.2011. www.imperyia.by; Шарп Дж. От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения. Институт им. А. Эйнштейна. http://www.aeinstein.org/organizati...DTD_Russian.pdf ; Шарп Дж. Роль силы в ненасильственной борьбе // Вопросы философии, 1992, №8.
